Кстати, московские полицейские, не обошли стороной эту историю и провели акцию солидарности, сфотографировавшись со своими собаками, которые держали в зубах картонки с надписью «Je suis Diesel». А министр внутренних дел России распорядился передать в дар парижской полиции щенка овчарки по кличке Добрыня, чтобы в будущем тот занял место погибшего пса.
Может быть, это была и личная инициатива министра, хотя подобные вещи в России принято согласовывать на высшем уровне. Вряд ли с самим президентом Владимиром Путиным, но с кем-то из кремлевской администрации министр, скорее всего, посоветовался. С другой стороны, в данном случае мог и не советоваться. Ведь ранее сам Путин отдал распоряжение кораблям российского военного флота действовать у берегов Сирии совместно с кораблями ВМС Франции.
Трагедия в небе над Синайским полуостровом 31 октября и трагедия в Париже 13 ноября сблизила две страны, хотя бы на эмоциональном уровне.
Официальная Москва, теперь очевидно не против, чтобы такое сближение произошло и в политике. Продемонстрировать это должен визит президента Франции Франсуа Олланда 26 ноября. Этот визит здесь уже называют «первым шагом в формировании широкой антитеррористической коалиции», как заявил помощник президента России Юрий Ушаков. И хотя об этом пока предпочитают не говорить открыто, не менее
очевидна надежда, что условный Запад, оказавшись на одной стороне с Россией в войне с террористами из так называемого «Исламского государства», забудет то, что еще меньше месяца назад, казалось, прочно разделяло. Прежде всего — политику по отношению к Украине,
аннексию Крыма, мягко скажем, недружественные заявления в адрес других соседей России.
Вопрос — готов ли к этому условный Запад, однако, пока остается открытым. Понятно, что случившееся в Париже 13 ноября взбудоражило Францию. И можно представить, как чувствует себя Франсуа Олланд, поселившийся в Елисейском дворце во многом благодаря голосам недавних иммигрантов. Может быть, отчасти так же, как чувствовал себя Уинстон Черчилль в июне 1941 года. Но вот, настолько ли так же, что готов вступить в союз с тем, кого сам недавно, пусть и не вслух, готов был назвать агрессором?
В конце концов, не кто иной, как Олланд с канцлером Германии Ангелой Меркель был, образно говоря, соавтором Минских соглашений по урегулированию на Востоке Украины. К слову сказать, до сих пор не выполненных, и не только по причине нежелания мятежников из Донецка и Луганска. Уж Олланд-то должен понимать, кто стоит за этими мятежниками. Наконец,
забыть Крым тоже вряд ли получится. Создавать прецедент пересмотра границ в Европе слишком опасно — можно слишком далеко зайти.
И даже если аннексию полуострова в Черном море тот же Олланд примет как свершившийся факт, президент Франции — всего лишь президент Франции. Одной из стран Евросоюза (и G7), но не более того.
В Кремле (и, надо сказать, во многом справедливо) исходят из того, что прежние друзья и коллеги из Парижа, Берлина и даже Лондона в определенной степени устали от изоляции России. Изоляции невыгодной всем сторонам, прежде всего, в экономическом отношении. Да и лишние бомбардировщики на антитеррористическом фронте тоже не помешают. Правда, остается еще один камень преткновения — президент Сирии Башар Асад, которого после недавних дружеских объятий Путину будет нелегко оставить на произвол судьбы. Разве что попытаться разменять его на Крым.
Выглядит цинично, но живущий в том иллюзорном мире, где сильные решают судьбы слабых за их спинами, российский лидер и на такое может решиться, если сочтет выгодным.
