Без оперетты жить нельзя на свете, нет. В Таллине держат в репертуаре «Сильву», «Принцессу цирка» и «Бал в «Савойе»», в Вильнюсе – «Веселую вдову», «Венскую кровь» и ту же «Летучую мышь», которая, вообще говоря, где только не летает: в Метрополитен-Опера (вполне традиционная) и в Английской Национальной опере (несколько вампирского вида), в парижской Opéra Comique (весьма осовремененная) и берлинской Komische Oper (предельно близкая к оригиналу), в Москве, Питере и, само собой, в Вене; вообще всюду, где только имеется подходящая труппа.
Именно что труппа – потому что заезжих солистов на «Летучую мышь» не пригласишь. Оперетта, подобно госинспекции, требует знания языка. Публика должна понимать, что происходит на сцене. Иначе ей придется полспектакля сидеть с задранной головой и читать субтитры, покуда артисты комикуют.
Выход был найден еще в те стародавние времена, когда субтитрами в театре не пахло: тотальный перевод либретто.
Эта традиция в 1947 году породила шедевр Николая Эрдмана и Михаила Вольпина; собака Эмма с ее нечеловеческим голосом, дробь, застрявшая у лакея в том месте, название которого в приличном обществе только на латыни и произносится, и даже наряд Летучей мыши для главной героини – плод их личной фантазии.
Так что зрителей, воспитанных на фильме с Максаковой, Удовиченко и братьями Соломиными, в Опере ждет большой сюрприз. Возвращенная к истокам «Летучая мышь» есть акт возмездия в трех частях. Однажды Генрих фон Эйзенштейн подшутил над доктором Фальком, оставив его после маскарада пьяным, спящим и одетым в Летучую мышь в центре города. Теперь обидчик будет жестоко наказан.
Эйзенштейнс - мило и привычно, по-латышски, произносят персонажи спектакля; Айзенштайн, поют они же, переходя на немецкий. Да-да, наша «Летучая мышь» билингвальна. Логики в этом никакой, а когда князь Орловский (в исполнениии Рихарда Мачановскиса – вылитый Сергей Зверев, в версии Калвиса Калниньша – копия Филипп Киркоров) вдруг переходит на язык родных берез – «Друзья мои, я очень рад,/ Что вы пришли на маскарад», от поисков смысла отказываешься окончательно, поскольку маска на всю честную компанию одна-единственная, у Розалинды. Третий и последний приступ абсурдизма приходится на последнее действие – посреди тюремного двора обнаруживается кокетливая ванна. Зачем? Чтобы туда уселся нетрезвый директор заведения и поигрался желтой резиновой уточкой.
Пусть плещется, конечно. Под музыку Штрауса и не такое вынести можно. Тем более что в целом-то спектакль у Эдмунда Фрейберга получился крепенький, хорошо сбитый. Его даже очевидные нелепицы не портят. Списываешь все на условности жанра, и дело с концом.
Но это только если прилично поют. А если нет – все моментально трещит по швам.
Премьерной публике повезло: практически все солисты демонстрировали грамотный вокал, с легкостью переходили от пения к диалогам и отлично чувствовали себя в комедийной стихии. Отдельные поздравления Маргарите Вилсоне. Партия девушке досталась чудовищно сложная, для дебюта – сложная вдвойне. Но справилась же. Очень достойно справилась. И прекрасно выглядела, что для Розалинды, согласитесь, немаловажно.
Опять же за Раймонда Браманиса радостно. Несколько лет назад молодой певец ушел «на повышение» (буквально – из баритонов в теноры) и теперь, кажется, утвердился в новой тесситуре окончательно; во всяком случае, роль Альфреда, «лучшего тенора страны», села на него как влитая. Как всегда хороши были Янис Апейнис-Эйзенштейн, Инга Шлюбовска-Адель, Рихард Мачановскис-князь Орловский, Кришьянис Норвелис-Франк. Они большие молодцы, они всегда в форме, они несут на своих плечах практически весь репертуар и умудряются в разных спектаклях быть разными – или, как минимум, стараются. Одно слово – первачи.
Без такой надежности постановочная конструкция «Летучей мыши» рушится. Именно это, к сожалению, наблюдалось на генеральной репетиции, с другим составом. Отдельные удачи не спасали представление. Даже слаженный оркестр под управлением Яниса Лиепиньша, даже роскошные костюмы Илзе Витолини и декорации Мартиньша Вилкарсиса в парадном втором акте -- не спасали. Было полное ощущение, что попытка освоить оперетту Штрауса, как и 13 лет назад, оказалась безрезультатной.
Что ж, ничто так не способствует удачной премьере, чем неудачный прогон.
И единственное, чего, вероятно, уже нельзя изменить к лучшему или исправить в рижской «Летучей мыши» -- это усиленная микрофонизация артистов. Да, слышно каждое слово и каждую ноту, звук со сцены поступает ровный, как из телевизора; да, и эстонцы поступают подобным образом, когда у них идут оперетты. Эстонцы нас опережают по многим статьям, но вот тут следовать их примеру совсем не хочется. Опера – территория вызова, а не поиска легких путей.