ПЕРСОНА
Ина Воронцова училась в Московском полиграфическом институте: по образованию она график. А на практике — график, скульптор, дизайнер, книжный иллюстратор. В выставках участвует начиная с 1979 года — с тех пор ее работы побывали в Германии, России, Франции, Швейцарии, Эстонии, Японии и осели в Латвийском выставочном фонде, в Министерстве культуры России и в частных коллекциях. Специалисты отмечают интерес художницы к фактуре, тонкое чувство материала и замечательное умение работать с ним — с разным. «Какими я вижу свои работы? Я их вижу процессом всей жизни: какими мы в нее входим и какими ее покидаем. Каждый для себя решает сам, где начало, а где конец; кто-то входит с гордо расправленными плечами, выходит согнувшись, а кто-то наоборот. Наша жизнь — своего рода мясорубка, одного выпрямляет, другого ломает. И каждый выбирает свою версию», — говорит художница. И выбирает для выставки в качестве ключевой цитату из Джозеф Богена: «Сознание подобно ветру. Вы не видите его, но вы видите, что этот ветер вытворяет».
Эта выставка не для того, чтобы что-то или кого-то нам напоминать
— например, людей с оконной ручкой на макушке (открываем и проветриваем?).
Она — чтобы усладить глаз, отдать должное чувству цвета и чувству юмора художницы. Она — о творческой радости, которая сама по себе — результат.
Мы видим не рассказ о предметах и явлениях, а свидетельства творческого подъема, взлета, мы наконец узнаем, как выглядит вдохновение.
Когда человек трудится взахлеб, одно действие спешно влечет за собой другое и любые мелочи подсказывают, как с ними быть. Мы открываем для себя, как одна идея рождала другую, как они толпились у Ины под рукой и заявляли о себе наперебой. Японские иероглифы привлекли ее своей изобильной и одновременно строгой графичностью — Ина вживила кусочки текста типографского изготовления в картину, к ним сразу же подтянулись почти птички, почти растения, как на японских гравюрах... Если решение приходит как бы само — это правильное решение. Оно гармонирует со временем и пространством — художник показала нам итог диалога, который с ними вела. И одновременно позволила нам подсмотреть, как этот результат рождался, с каким жадным и веселым вниманием к подсказкам извне.
Скульптуры Ины и ее картины (техника смешанная, авторская, роднящая и живопись, и графику, и пластику) сложились в цельную экспозицию и на загляденье точно вписались в помещение с не испорченными побелкой кирпичными стенами.
Когда материалов используется великое множество и они без запинки переходят из одного объекта в другой;
когда скульптуры сделаны с использованием металлической сетки и эта же сетка включена в живописную графику, дополнена сеточкой бумажной, или прорисованной, или обозначенной ровным рядом кругляшков;
когда изображения на плоскости абстрактны в той же мере, что и скульптуры (это бюсты? тогда где здесь профили и что здесь прическа, а что головной убор?);
когда тему металла на картинах продолжают мятые и расправленные, как фольга от шоколадки, пластины цвета начищенной меди, а в скульптурах — пружины, гвозди, детали с резьбой;
когда эти детали (те, что с резьбой) затевают перекличку с проводами и отопительными приборами зала, а сами объекты чудесным образом ладят с пространством лофта, имеющим свой цвет, свою историю, свой характер;
когда родственная по сути — «неошкуренная», где-то даже брутальная атмосфера помещения входит в резонанс с, прямо скажем, негламурными произведениями Ины, и они принимаются звучать в унисон с такой силой, что как бы не оглохнуть;
когда все сходится и всему помогает — это и есть радость.
Тонкие листы древесины, которые Ина использовала как «холст», как отнюдь не везде упрятанный в краски фон, стал дисциплинировать цветовую гамму. Этот желтовато-бежевый оттенок не учесть было нельзя — «палевость» основы стала действовать тихо и под сурдинку, допуская вспышки яркого цвета, но предполагая гамму в основном нежную, негустую, приглушенную, ладную, ласкающую взор. А цветовые контрасты стали свидетельством озорства и принялись оформлять мысль — они у Ины как рассказчики. В итоге кто-то обнаружил курящего человека — ржавого на сером, кто-то — горизонт за забором. Ассоциации, если и возникнут, будут легкими, ненавязчивыми: делайте с ними, что хотите. В рамки названий свои работы и ваши мысли по их поводу автор заключать не стала. Что готовы увидеть — то и увидите, Ина в обиде не будет.
Мы дописываем ее картины, а в таком соавторстве никому отказывать нельзя.
Мы наблюдаем, как одна находка Ины теснила другую, как фактуры взаимодействовали, как белесое поле над условным горизонтом потребовало себе под бочок вот ну проволоку из той сетки, что отделилась от скульптурной головы. Лежит, свернутая в лохматую кучку? Прекрасно, пусть будет тучка. Похожую Ина нарисует — темно-серым по свело-серому, белым по черному. Порвалась сетка? Здорово — оторванный лоскуток можно загнуть, получится объемная складочка. Или, может быть, металл окислился недостаточно ярко? Тогда что мешает взять краску и изобразить окись меди со всеми оттенками, от синего к зеленому, от бледного к насыщенному, от налета, на который можно не обратить внимания, к цвету настойчивому, лазурному, изумрудному, малахитовому?
Медь, химия, фармацевтика: совсем недлинная логическая цепочка приводит к новым живописным героям — зеленовато-синим аптечным бутылочкам из стекла, как на скульптуре рядом. Нет, кажется, эту гладкую поверхность все же «сделал» лак — но хватит с нас уже самих подозрений, что Ина может вплавлять в картины живое стекло. Может ведь она подсоединять к нарисованному дереву кудри от железной ограды! А уж не закрашивать сучки на древесном фоне ей сам Бог велел: пусть будет почти глаз, а другой почти глаз, уже нарисованный, пусть смотрит из другой картины. И дело не столько в ладной перекличке всего, что мы увидели, сколько в ощущении, что все это рождалось одновременно. Во взрыве энергии, чувстве внезапного озарения, когда-то сделавшего художницу счастливой, и чувство это передается вам.
Творческое счастье — тот самый ветер, которого не видишь, видишь лишь результат его взаимодействия с художником. Ина Воронцова показала нам, как выглядят и результат, и ветер.
