ФАКТЫ
«Пер Гюнт»
- Премьера в Латвийском Национальном театре состоялась 27 октября 2016 года. Режиссер — Виестур Кайриш, сценограф — Рейнис Дзудзило, художник по костюмам — Криста Дзудзило, в роли Пера — Улдис Анже, Сольвейг — Агнесе Цируле, Осе — Дайга Кажоциня, Женщины в зеленом — Лолита Цаука.
- Премьеру балета на музыку Эдварда Грига в Латвийской Национальной опере давали на следующий день, 28 октября. Хореограф, автор концепции и либретто — Эдвард Клюг, сценограф — Марко Япель, художник по костюмам — Лео Кулаш, главные партии исполняют: Пер — Артур Соколов, Антон Фрейманс или Кристап Яунжейкарс, Сольвейг — Алисе Прудане, Анния Копштале или Юлия Брауэр.
В балетном варианте похождения главного героя подаются как кругосветное путешествие, переполненное встречами и чудесами. Декорации с костюмами сгущают краски скитальческой жизни: уж где она только не мелькает и кого только в ней нет! Есть в ней, к примеру, Олень. Или Зеленая — дева, роскошная до тех пор, пока не обнажит спину и не обнаружит под шевелюрой второе, страшное лицо.
Ее тело — как медаль, у которой обе стороны лицевые.
Одна нужна, чтобы обольщать простых смертных, вторая — чтобы не отличаться от сородичей и танцевать, выворачивая конечности: уж так устроены тролли!
Пер просит у любимой монетку, опускает в ячейку игрового самолета... и улетает. Вся его эпопея — как шутка, злая потому, что герой общается со взрослыми по необъявленным законам детства. Преподнесенные колоритно и подробно, истории приключений Пера Гюнта, мелькающие со скоростью перекати-поля на сильном ветру, не будучи уравновешены поступком Сольвейг, становятся занимательными сами по себе.
Зрители видят одиссею человека беспамятного, в мечтах нетвердого, и воспринимают ее как повод для взросления души, которой некому помочь.
Вот и ходит она кругами своего персонального ада, а время вместе с героями балета все движется против часовой стрелки и лишь изредка — по часовой, как полагается.
Смерть таких, как Пер, не берет — ни в драках, ни в результате братания с нечистью. Крышка гроба раскрывается перед ним то и дело, но герой уходит сквозь днище. Возраст накрывает Пера Гюнта внутри горы, где он оказывается осыпан чем-то нестрашным — то ли мукой, то ли сахарной пудрой. Поседевший, он выходит оттуда стариком — и вновь видит всех, кого покинул в момент своей не состоявшейся когда-то гибели. Влюбленные все так же играют свадьбу, причем на сей раз все проходит весело и ладно — Пер Гюнт им больше не помеха. Попав в прошлое, Пер наблюдает его в улучшенном варианте: каким все было бы, если бы его самого — безбашенного, беспринципного, не дорожащего никем и ничем — не существовало вовсе. А мимо, целехонькие, проплывают те, кому он на самом деле все же искривил судьбу.
Акварельная музыка Грига нашла воплощение в ярких красках, густых мазках и обрела четкие контуры. Сделав ее менее романтичной по сути и лишив сентиментальных иллюстраций,
хореограф поставил балет с мужским характером. Вероятно, по этой причине и оказался сдвинут на обочину основной, на наш взгляд, акцент истории — про верность Сольвейг, прождавшую блудного жениха всю жизнь.
Когда Пер возвращается и находит ее по-прежнему юной, скорбеть о загубленном женском веке становится затруднительно. Девушка ждет у окошка, словно примостилась к нему только вчера. Память о том, что их судьбы шли параллельно и что рельсы эти сошлись лишь в точке на дальнем горизонте, была утрачена: Пер обнаружил не слепую старуху, а девчушку из собственных воспоминаний. Да, дверь-разлуку, в которую так упорно не входил этот Дон Жуан норвежского образца, тащила на спине только она. Но — как долго? Воссоединившись, мужчина и женщина понесли ее вдаль уже вместе и исчезли в конце собственной сказки.
И тут пришел олень, местами в белом, снял с головы рога и повесил на дверь, за которой наконец упокоился наш скиталец. Пер Гюнт был красивым животным!
Балет поразит вас роскошным набором сцен, несущихся друг за другом в темпе, способном опередить глубинную мысль. В зрелищных иносказаниях заблудиться легче, чем в сути звучащего слова. Так что
за Ибсеном нужно идти в Национальный, а в Оперу, что логично, — за щедрыми иллюстрациями к нему.
В драме вам покажут картинку строгую, лаконичную и станут не раскрашивать смыслы, а обнажать их. От музыки Грига здесь не откажутся, от танцевальных па в исполнении драматических актеров и даже от услуг юных балерин — тоже. На занавес то и дело будут проецироваться цифры, разбивающие действие на главы, а так уже оформляются книги. Теперь ждите, когда главный герой выйдет на зрителя, не защищенный декорациями вовсе, — чтобы просто проживать текст. Правда, в начале и в конце спектакля сцену все же задрапируют пейзажем Норвегии — в зелени и в водопадах, но полотно это будет скручиваться-раскручиваться, как наружная сторона свитка, ценность которого — внутри.
О старости, смерти здесь поговорят всерьез и ничем отвлекающим не прикроют. Отведут ряд стульев для сениоров: вставать и уходить из жизни в боковую кулису они станут по одному, по звонку — как в банке перед кредитной выплатой. Но
главными все же останутся сцены, когда Пер вспоминает об оставленной Сольвейг.
А та все сидит и сидит внутри светящейся полусферы вроде тех углублений в стене, в которые принято помещать скульптуры святых. Его ждут — он не надеется и фантазирует о другом.
Он ищет свои богатства, ему подавай королевский трон, он не знает, где сбывается его главное чудо.
Задумав быть ни на кого не похожим, он то и дело повторяет движения другого человека и в каком-то смысле становится всеми, кого сыграл в спектакле Артур Крузкопс, а это (среди прочих) сын Пера и наполовину тролль, Некто Сухопарый — почти Смерть, Пуговичник — почти Дьявол, и каждый — немного главный герой. Позже Пером становится пожилой господин, затихший в нише на руках у Сольвейг, и мы вспоминаем «Пьету» Микеланджело.
Сольвейг осталась молода, и понятно, почему: потому что безгрешна. Пер состарился — совершил все ошибки, на какие хватило времени, но был за них прощен. Он оказался тем единственным, кого ждала Сольвейг, и высшие силы усомнились: было за что?
И не живут ли все на свете Перы хотя бы затем, чтобы внушить кому-то любовь и надежду?
В балете вы увидите, как интересно жилось Перу Гюнту. А в драме поймете, что, по сути, все эти интересности мало чего стоили — почти ничего.
