Людмила Метельская: Любовь и все ее па

Обратите внимание: материал опубликован 7 лет назад

Спектакль Аллы Сигаловой «Любить» по пьесе Виктории Токаревой «Ну и пусть» — о том, какой разной бывает любовь: бьет по каждому не так, как по другому. Недужных нам показали много — но были и не пострадавшие вовсе. Были потерпевшие — не от страстей, а от их отсутствия. Потому что не любить (по Токаревой, по Сигаловой) — все равно что не жить. Писательница коллекционирует женские типы — такая у нее работа. И горой стоит за своих героинь, что встраивает ее в ту же цепочку: она такая! Вне цепочки не смогли оказаться ни режиссер, ни актрисы — каждая рассказала и о других, и немного о себе.

ФАКТЫ

При поддержке Фонда Бориса и Инары Тетеревых в афише Рижского Русского театра появился спектакль «Любить» по пьесе Виктории Токаревой «Ну и пусть». В главных ролях — Иева Сеглиня, Елена Сигова, Наталия Живец, Евгений Черкес, Максим Бусел. Аутентичные костюмы семидесятых-восьмидесятых годов прошлого века из своей коллекции подобрал для актеров историк моды Александр Васильев. И просил не волноваться: его запасов хватило бы еще на одну такую же постановку. А режиссером стала блистательная Алла Сигалова — актриса, артистка балета, хореограф, телеведущая, педагог. Будучи «все время внутри балетного мира» и немного устав от него, Алла с радостью окунулась «в субстанцию драматического театра». И сделала это не в Москве, а в Риге.

«Когда человеку весело, он танцует и через движения выплескивает радость. А можно наоборот. Начать танцевать, и тогда радость извне проникает внутрь. Как бы инъекция радости», — говорит в пьесе одна из пострадавших от любви. Танец возведен в степень лекарства, и не обласкать душу режиссера это не могло. Движения в спектакле Аллы Сигаловой, профессиональной балерины и хореографа, не только делают настроение: они дают событиям оценку, а людям — характеристики. Вот влюбленные беседуют о чем-то вполне обычном, но вы будто слышите слова из «Песни Песней»: настрой у героев именно такой, и счастье их безмерно. Они говорят и не танцуют — просто идут, прижавшись друг другу. Это и есть танец, есть в нем и ритм, и эмоция, работающая на идею. А вот Зоя бросается мужу в ноги: пусть главным смыслом движения будет именно этот. Но есть и другой, как подкладка: ее Игнатий Петрович стоит у дивана, под которым чемодан, — жена достает его, чтобы собрать вещи и снарядить изменщика для новой жизни.

Будущая актриса театра «Дайлес» Иева Сеглиня играть начала еще школьницей. В 17-летнем возрасте блестяще справилась с ролью набоковской Лолиты и с благословения режиссера Дж.Дж.Джилинджера, главрежа «Дайлес», поступила в Школу-студию Московского Художественного театра на курс Дмитрия Брусникина и Романа Козака, мужа Аллы Сигаловой. Алла Сигалова тоже преподавала на курсе, так что режиссер и актриса знакомы хорошо и давно.

Думать, что в Русском театре на нашлось исполнительницы на роль Лариски, вряд ли стоит: она есть. Но в «Дайлес», то есть в рижском «Художественном», есть Иева Сеглиня,

 человек для постановщика проверенный и, наверное, почти родной. Актриса пришла в Русский театр, как новый гость, с визиткой, и привела за собой все образы, сыгранные в «Дайлес». Что автоматически поставило ее Лариску в один ряд с чеховской Машей из «Трех сестер», набоковской «Лолитой», шекспировской Джульеттой... И пушкинской Татьяной. Просто теперь это Татьяна в облегченном и доступном для понимания варианте. Но так же придумывает любовь на ровном месте, а после трудится — взращивает чувства и пишет письма своему 40-летнему «начинающему старику».

Елена Сигова — жена «старика» Зоя — получила в спектакле, кажется, свою первую возрастную и, уверены, на данный момент — самую главную в жизни роль. Часть сцен она играет не в костюме в привычном понимании, а в белье: костюм определить возраст не помогает, и «степень солидности» героини выявляет пластика. Она наседка, она хлопотунья. Нет дома сложностей — изобретет, появятся — будет решать задачу с энтузиазмом отличницы. Это человек, привыкший думать о других и потому всегда готовый замолчать в угоду другому, сказать что-то в угоду другому — перестроиться, но не передумать, сдать позиции, но на время, и набраться в паузе сил для новой сцены. Она романтизирует домашние заботы, в них вся ее жизнь, и она — внутри собственной сказки. Потому и не радуется пустякам типа подаренного мужем шарфика, что пустяки эти касаются только ее.

Любовь таких женщин душит почище любого шарфика, поскольку настроена исключительно на отдачу.

Муж получает письма от другой женщины: открытие обрушивается на Зою не вдруг, а порциями, медля с окончательным ударом и задевая по пути все возможные «за что?» и «этого не может быть!». Актриса играет сцену долго, подробно, безмолвно: читает, прячет письма, снова читает, снова прячет — одевается и промахивается мимо рукава. Несколько подходов к конвертам вполне сродни танцевальным па: в балете принято повторять важные элементы — для тех, кто проглядел, и для тех, кто набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть «бис».

Героиня Сиговой не демонстрирует благородство, когда приглашает соперницу к столу и угощает салатиком собственного приготовления. Она не коварна — она мечется и потому все время противоречит себе. И вот уже

оправданы все жены, не отпускающие, отпускающие и вновь не отпускающие от себя неверных мужей.

Игры в этом нет — они истерят и лихорадочно ищут выход, так что ход вроде демонстрации семейного альбома («А это мы в первый год замужества», «А вот Никита маленький, полтора года. Реветь собрался») оказывается беспроигрышным не потому, что был грамотен и продуман, а потому, что пришел в череде многих других. Временами актриса, буквально за день до того игравшая девочек, становится не просто зрелой женщиной: в моменты отчаяния ее Зоя — почти старуха.

Мелко дрожат одежды, беззвучно — по Мунку, со сдавленным отчаянием, пробирающим зрителя до костей, — круглится распахнутый рот...

На занавес проецируется изображение типового дома: окон много, и за каждым теплится по любви. Окна гаснут одно за другим — остается единственное, и действие проталкивается внутрь, за стекло. В больницу — «нервную палату» для пострадавших от страсти: кто почесывается, кто сидит так, словно из тела «вытащили позвоночник».

Когда видишь, как играет отчаяние Яна Лисова, молодая и мощная актриса, понимаешь: задержись она на сцене чуть подольше, и ключевых героинь стало бы на одну больше.

Но баланс удалось сохранить, а с ним и главных жертв романтического чувства — Лариску и Зою. Ту, что любовь свою сочинила, а теперь исполняет на самой высокой ноте. И ту, что ее выстрадала — тихо, как все.

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное