ФАКТЫ
В «Дайлес» идет пьеса Яниса Балодиса «Моя сестра». Театр представляет спектакль как рассказ о благих намерениях (забрать инвалида домой, например) и о том, что бывает, когда реализованные намерения утыкаются в прозу жизни.
Цитируем: «Это абсолютно добровольный проект, в котором две актрисы «Дайлес» охотно пошли на эксперимент и вместе с режиссером спектакля и драматургом обобщили реальные истории из жизни разных людей».
Режиссер — Мартыньш Эйхе, сценограф — Марис Рускулис, в ролях — Иева Сеглиня и Илзе Кюзуле-Скрастыня.
Играть недужных людей профессионалам наверняка не так уж и сложно — достаточно присмотреться к особой пластике особого человека и после повторить. Актерский фокус не в этом, а в том, чтобы пройти по минному полю не оступившись и не выдать в себе лицедея ни на миг. Не забудьте и о женском подвиге, о готовности выйти на публику без макияжа и в обвисших штанах, когда зритель — вот он, рядом, стоит только протянуть неверную руку.
Героиня Кюзуле-Скрастыни глотает радость распахнутым ртом и тут же стирает эту радость с лица, отвлекшись на другое. Глядя на нее, мы понимаем, как мало человеку нужно, чтобы впасть в отчаяние или стать счастливым, и учимся отдаваться тому, что подарил нам момент. Она требует своего, устраивает истерики: замашки малолетки закрепились за ней на всю жизнь. Но то, что в детях умиляет и трогает, в исполнении взрослого смущает и ошарашивает так, что ты думаешь: а не так ли мы сами порой смотримся со стороны?! Чужие гипертрофированные реакции должны помочь нам понять себя и получить дозу лекарства, которым обеспечивает каждого здорового человека общение с больным.
Иева празднует победу всякий раз, когда удается открыть воду и услышать нужный звук: прячет лицо в ладонях и замирает. Удивляется, что опять пролила молоко на одежду. Садится медленно и внимательно, пустив по телу нужную волну. Расчесывается, поколачивая по голове щеткой. Принюхивается к игрушкам, определяя, какая из них принадлежит не ей. Все натурально настолько, что зритель тянется к программке удостовериться: да, актриса, да, играет, да, пусть забирает все театральные награды года — для нее не жаль!
Ее героиня надевает шапку всякий раз не тем боком; как может — танцует, когда может — радуется, когда приходится — уходит в себя и стучит крышкой клетки для хомяка. Она девушка в клетке и строит этот образ своими руками, разматывая клубок и прикрепляя нить зигзагами то к полу, то к потолку, а прожектор подсвечивает и делает «прутья» серебристыми. Зрительские ряды обрамляют стол-сцену, перегруженный вещами. Поначалу беспорядок возникает в результате сборов — родители разводятся, разъезжаются и сдают старшую дочь медикам под присмотр.
Позже нагромождение вещей становится метафорой хлопот, подкосивших младшую, а под конец иллюстрирует отчаяние, которое всегда — разлад и хаос.
Илзе забирает сестру домой, но не справляется и в результате теряет работу.
Вот они — больная, являющая чудеса сообразительности, и здоровая, решившая прыгнуть выше собственной головы, друг для друга стимул и опора.
Иеву играет Илзе Кюзуле-Скрастыня, а Илзе — Иева Сеглиня. Актрисы и героини словно совершили перекрестный обмен именами — поставили себя на место другого и, кажется, поняли этого другого, как самого себя. Илзе спускается по социальной лестнице, Иева «растет над собой», обретая все новые навыки. Выравняться они все равно не смогут, но сценическая условность предлагает вариант: здоровая сестра в отчаянии, больная ее жалеет, а значит — сильнее уже она.
Наверное, главное, ради чего стоит смотреть спектакль, припасено к его окончанию. Иева сползает со сцены-стола (волнообразные движения, непослушные пальцы) и принимается одаривать зрителей бумажными носовыми платками. Кого-то обходит, поскольку имеет право относиться с неприязнью к любому и не объяснять, почему. Кого-то осыпает салфетками, как снегом, а кому-то демонстрирует пустую коробку: все, закончились, уж вы простите! После поднимается к плачущей Илзе и прижимается к ней — пожалеть.
Как же недужит общество, в котором здоровым сочувствуют те, кто болен!
Приемами документального театра режиссер Мартыньш Эйхе пользоваться любит и умеет. Вспомним нашумевший «День рождения Тани»: это тоже он! За безыскусственность в ответе Илзе Кюзуле-Скрастыня. А за игру — за многозначность, обобщения, допуски, за улыбку и непременные слезы при ней — уже Иева Сеглиня. Так вдвоем и работают, не разлучаясь. Они в ответе за то, чтобы все у нас было: и правда жизни, и настоящий театр.
