Потрясающе сильный, страшный и одновременно трогательный спектакль поставила в театре города под липами Лаура Гроза-Кибере. Это уже третья ее работа в Лиепайском театре после «Пиаф» и «1984». И снова – чистый восторг. Довольно сдержанная обычно лиепайская публика в финале аплодировала стоя.
Вообще-то, все впечатления о спектакле можно передать одним словом – великолепно! Прекрасно всё – работа режиссера, сценография, костюмы, хореография, оригинальная музыка, свет, и, разумеется, потрясающая игра актеров, особенно исполнителя главной роли. Три с лишним часа спектакля пролетают незаметно, а зрители потом несколько дней ходят, ошарашенные увиденным. Но это лишь эмоции и не слишком информативно для потенциальной публики. Поэтому – подробней.
Название «Человек-слон» у многих наверняка вызовет ассоциации с одноименным фильмом Дэвида Линча с Джоном Хёртом и Энтони Хопкинсом в главных ролях. Но сначала была пьеса с тем же названием, написанная американским драматургом Бернаром Померансом и поставленная на Бродвее в 1978-м, за два года до выхода фильма. Джон (вообще-то Джозеф Кэри) Меррик — реальная историческая личность, жил в викторианской Англии, а прозвище свое получил из-за чудовищно деформированного тела.
В Лиепайском театре за основу взяли именно пьесу, события в ней развиваются немного иначе, и акценты расставлены чуть по-другому, нежели в фильме. Но сути это не меняет,
«Человек-слон» — история о «другом», о том, как общество его (не)воспринимает и (не)принимает.
Режиссер в процессе постановки охарактеризовала главного героя так: «Джон Меррик – как новый Мессия XIX века, он как учитель, который выражает послание любви, напоминает о необходимости посмотреть на другого без страха и осуждения. Он учит общество сочувствию и духовной интеллигентности, которую воплощает сам, несмотря на отпугивающую внешность. Он отдает себя, чтобы через столетие с лишним мы использовали рассказ о его личности как приглашение к дружбе и любви». По большому счету, основной лейтмотив — тот же, что и во «Франкенштейне», за постановку которого в театре Дайлес Лаура Гроза-Кибере накануне премьеры «Человека-слона» получила приз «Килограмм культуры 2015» в номинации «театр».
Итак, Джон Меррик (Эгон Домбровский) работает «экспонатом» в цирке уродов, здесь его видит хирург и преподаватель Фредерик Тривз (Эдгар Озолиньш), и выкупает на недельку, чтобы обследовать и сделать доклад в медицинском обществе. Это одна из очень сильных сцен — Эгон стоит на освещенной вращающейся сцене, и пока Тривз на фотографиях реального Меррика рассказывает о деформациях его тела, изгибается, скручивается и... на глазах у публики из крепкого стройного парня превращается в «Человека-слона». Режиссер последовала ремарке автора пьесы, что актеру, играющему Меррика, не надо использовать грим или что-то подобное, только собственное тело.
«Самое сложное в этой роли — физическая составляющая, это очень чувствуется и во время репетиций, и после них, когда болят шея и спина, подвижна только одна рука, одна нога тоже неподвижна и короче другой. В этом положении невозможно найти комфортное состояние.
Жить в Джоне Меррике очень сложно физически, потому что все время больно»,
— рассказал Эгон за пару недель до премьеры.
Точно так же, без всяких приспособлений, Эгон и говорит — почти неразборчиво, с трудом произнося каждое слово, с мучительно затрудненным шумным дыханием.
Потом хозяин (Гатис Малик) отвозит Мэррика в Бельгию, но там шоу уродов запрещены, и он выкидывает беднягу вон — мол, «ты приносишь несчастье, убирайся». Тут четкая отсылка к фильму — Мэррик одет в такой же балахон, на голове мешок и кепка. На вокзале в Лондоне полицейские с трудом спасают «Человека-слона» от обезумевшей толпы, и он оказывается в клинике у Тризва. И вот здесь, благодаря человеческому отношению, и выясняется, что Мэррик — вовсе не идиот, а умный, тонко чувствующий, романтический человек.
«Внутри он очень чистый человек, с красивой душой, это компенсирует все остальное. И у него хорошее чувство юмора, мы старались эту сторону выделить, чтобы не было совсем уж тяжело и больно», — говорит Эгон о своем герое, которого искренне полюбил. Да и в целом смешных моментов в спектакле немало. Например, постоянно что-то жующая медсестра мисс Сэндвич (Анете Берке), несмотря на все объяснения Тривза, безумно пугается вида Мэррика, и не просто убегает, а пытается вскарабкаться как можно выше. Тривз в отчаянии – мол, я ведь говорил, и фотографии показывал, но она кричит: «Вы говорили... только слова!»
В фильме актриса миссис Кэндал сама решает познакомиться с «Человеком-слоном», в пьесе это — инициатива Тривза, желающего показать подопечному нормальную жизнь. Миссис Кэндал (Инесе Кучинска) в процессе объяснений и показа фотографий решается «побыть нетактичной» и интересуется некоторыми частями тела Мэррика. Тривз увлекается и читает лекцию – мол, деформированы только кости, а с этой частью тела все в порядке, в ней ведь нет кости. «Ну что, каждый день узнаешь что-то новое», — замечает героиня. Благодаря миссис Кэндал «Человек-слон» вошел в моду, к нему приходит целая толпа светских персон с подарками. Тут чудный режиссерский ход, показывающий
истинное отношение света к «новомодному развлечению» — на всех гостях бахилы, одноразовые перчатки, на многих еще и маски.
В пьесе нет жуткой сцены, когда ночной сторож приводит толпу пьяного быдла поглазеть на «Человека-слона». В спектакле «дельца» разоблачают раньше и сразу увольняют. Нет и похищения. Акцент спектакля – на «норме» и «не норме». Тривз постоянно убеждает Мэррика, что тот должен следовать правилам, заставляет его повторять: «Если я буду жить по правилам, я буду счастлив», не может объяснить, почему, но настаивает, что «все правила придуманы для нашей пользы».
Мэррик в порыве откровенности признается миссис Кэндал, что никогда не видел голой женщины — нормальной, не из ярмарочных балаганов, а «из тех, которые ходят в театр». В финале этой сцены актриса замечает – мол, нечестно, я ваши фотографии без одежды видела, и... снимает платье, представая перед Мэрриком неглиже. Это очень целомудренная сцена, Джон благоговейно произносит: «Это самое прекрасное, что я видел в своей жизни». И тут врывается Тривз и дурным голосом вопит: «Что здесь происходит? Как вам не стыдно?!».
Да нормально все было, пока вы, доктор, не стали орать про нормы приличия.
Об этом Тривз и Мэррик потом долго говорят, но Фредерик в своем закоснелом пуританстве не может объяснить по-детски наивному Джону, в чем же норма. В итоге Тривзу снится кошмар – точное повторение сцены лекции, но в освещенном круге он сам, слушатели – бедолаги из шоу уродов, а лекцию читает Мэррик: «Наиболее характерная его особенность – его ужасающе нормальная голова...»
Именно это — норма и патология, что считать нормальным и может ли общество принять «другого» — основной акцент спектакля. Разные параллели и аллюзии каждый зритель волен проводить и находить сам.
В спектакле заняты также Каспар Карклиньш, Мартиньш Калита, Роландс Бекерис и Каспарс Годс. У пяти из девяти актеров — по несколько ролей, они моментально меняют костюмы и образы, о каждом можно восторженно рассказывать отдельно, но лучше все же увидеть.
Равно как и стилизованные под конец XIX века костюмы, созданные Илзе Витолиней, и сценографию Мартиньша Вилкарсиса — сцена предстала анатомическим театром со множеством полок и ниш, которые вызывают ассоциации со скелетами в шкафу (незанятые персонажи постоянно прячутся в этих полках и нишах) и вечными попытками людей «разложить все по полочкам». А еще
всюду пыль – то ли «пыль времени», то ли «запылившихся предрассудков», то ли попросту отсылка к лондонским туманам.
В целом, вкупе с прекрасной музыкой композитора Карлиса Аузанса, хореографией Лиене Гравы, светом от Мартиньша Фелдманиса и видео от Артиса Дзерве, получается совершенно диккенсовская атмосфера.
Да, еще пара слов. Роль Тривза – первая по-настоящему большая роль Эдгара Озолиньша, актера очень хорошего и разнопланового, это подтверждает и номинация «Ночи лицедеев» на «Актера года в роли второго плана» за Славика в «Пяти вечерах». Его доктор очень человечный и искренний даже в заблуждениях. Кому поручить роль Мэррика, даже раздумий не было – Лаура Гроза-Кибере призналась, что и пьесу выбрала с расчетом на Эгона Домбровского. В «1984» Эгон был настолько великолепен в роли Уинстона Смита, что казалось — вот она, лучшая его роль.
Но в роли Мэррика он превзошел самого себя, на физические страдания его «Человека-слона» больно смотреть, и сердце сжимается от его чистоты, трогательности и наивности, робкого желания дружбы и любви.
«В театре стало поводом для шуточек то, что Джон Хёрт играл и Уинстона Смита в «1984», и Мэррика в «Человеке-слоне», любопытная связь между нами», — заметил Эгон. Интересно и то, что Лаура Гроза-Кибере стала лауреатом «Ночи лицедеев» прошлого сезона в том числе и за «1984». В целом же у спектакля было семь номинаций, но Эгон, несмотря на высочайшие оценки критиков, даже не был номинирован на лучшую мужскую роль. Уважаемое жюри «Ночи лицедеев»! У вас есть возможность реабилитироваться в глазах публики и исправить эту ошибку. Вы ведь сами знаете, что Эгон Домбровский – великолепный актер, один из самых лучших. Не прислушаетесь – ехидная публика начнет шутить насчет схожести актерских судеб Эгона Домбровского и Леонардо Ди Каприо.
Фото: Мартиньш Вилкарсис
