Дарья Кулагина: Несчастные ублюдки постколониализма

Обратите внимание: материал опубликован 9 лет назад

На фоне событий во Франции то, что произошло в самом конце прошлой весны в Брюсселе, уже практически и не вспоминается. Тогда 29-летний француз с алжирскими корнями хладнокровно расстрелял четырех человек в Еврейском музее. Сначала о нем было известно немногое. Сегодня, после варварского нападения на офис Charlie Hebdo, расстрела заложников в кошерной лавке, детях, убитых еще до того в еврейской школе в Тулузе, кажется — все совершившие эти преступления были на одно лицо. Кто он, этот «джихад-турист» и откуда он берется?

О братьях Куаши и их подельнике Ахмеди Кулибали с прошлой недели уже многое написано. Меня же с мая месяца интересует личность Мехду Неммуша, убившего 4 случайных человек в Брюсселе. Сам он единственный из вышеперечисленных террористов остался жив и сегодня сидит в тюрьме в Бельгии. Интересовал он меня в основном по простой личной причине: тогда он очень испугал моего 8-летнего сына. С тех пор я и пытаюсь понять, откуда берутся эти безумные фанатики.

Расскажу вкратце, как в центре (пока еще) цивилизованной Европы срабатывает грубый террор, в момент, когда, вы, скажем, в воскресенье прогуливаетесь с детьми по городу.

Например, в такое вот прекрасное воскресенье 24 мая мы решили, что пора сводить детей в музей Рене Магритта. Насмотревшись там сюра, мы вышли на солнышко, поесть мороженого. В том районе Брюсселя, у королевского дворца, находятся несколько музеев. В том числе и Еврейский — за углом от нас. А как раз на углу обычно и стоит традиционный автобусик с мороженым.

После звуков выстрелов вокруг началась паника с разбегающимися прохожими, погоней и сиренами. Ребенок от страха забился в какой-то угол. А когда узнал, что именно произошло, доставить его домой оказалось очень сложно — добирались в буквальном смысле короткими перебежками. Потом долго пришлось его уговаривать и уверять, что никакой сумасшедший не придет добивать нас в собственном доме.

Вскоре выяснилось, что брюссельский стрелок был не сумасшедшим, а циничным боевиком, натренированным в Сирии.

Хладнокровно и без разбора расстреляв посетителей и сотрудников Еврейского музея, он успел доехать до Марселя в простом рейсовом автобусе, прихватив с собой спортивную сумку с «калашниковым», патронами и видеокамерой, на которую записал свой рассказ о том, что он сделал — для истории. С юга Франции собирался, по всей видимости, переправиться в Алжир. Единственное, что он рассказал о себе, когда на вокзале его задержала полиция — что нигде не работает и не имеет определенного места жительства. И надолго замолчал.

Через месяца три, когда бойцы Исламского государства начали рассылать видео казней западных заложников, Неммуша опознал французский журналист Николя Энен, которого до этого успели освободить из плена. Оказывается, еще до расправы в Брюсселе Неммуш был тюремщиком Энена в Сирии. В течение нескольких месяцев он с садистским удовольствием пытал журналиста. Так же, как и его американских коллег Джеймса Фоли и Стивена Сотлоффа, впоследствии обезглавленных.

В перерывах он любил петь и хвастаться, как обезглавил даже младенца.

По рассказу Николя Энена, Неммуш был одним из небольшой группы боевиков-граждан Франции, каждый приход которых вызывал ужас у пленников.

По подсчетам французских спецслужб, всего на стороне джихадистов в Сирии воюют около 700 французов.

А теперь о том, как некоторые тихие сироты из иммигрантских семей с бедных французских окраин превращаются в жестоких фанатиков.

Неммуш родился в беднейшем городе Франции — Рубэ, километрах в пяти от бельгийской границы. По иронии судьбы на пару километров дальше, по другую сторону границы, находится прославленный Жераром Депарьде бельгийский городок французских богачей, куда они бегут от высоких налогов в новые просторные имения.

По той же иронии судьбы, в начале ХХ-го века Рубэ был процветающим промышленным центром. Отсюда родом даже такие богачи, как «магнат роскоши» Бернар Арно (бренды Louis Vuitton и Moët Hennessy). Сегодня, однако, безработица здесь — более чем вдвое превышает среднюю по Франции, а уровень доходов — наоборот, в два раза меньше. Три четверти территории Рубэ признаны «сенситивной городской зоной».

Из мекки текстиля Рубэ превратился в мекку французского ислама.

Среди жителей 20% здесь — мусульмане, втрое больше, чем в среднем по Франции. Половина семей живут за чертой бедности.

Отец Неммуша, владелец мелкого магазина, сына никогда не признавал. Имя матери родственники вообще не произносят — она считалась «барной женщиной». Таких девушек, говорят, было много в начале 80-х в иммигранской среде — молодых, пытающихся стать независимыми от своих консервативных семей, ищущих и часто не находящих места в жизни. Или находящих — в пресловутом баре.

С малого возраста Неммуш жил в приемной семье, с пятью другими детьми. Только в подростковом возрасте перебрался к родной бабке. В 19 лет впервые попал в тюрьму за драку, потом опять — за езду без прав, потом еще раз за насилие. А потом несколько раз за один год — уже за кражи и ограбления. В целом провел за решеткой пять лет.

Неммуша выпустили из тюрьмы в декабре 2013-го. Три недели спустя он отправился в «джихад-тур» в Сирию.

Но радикальным исламистом он стал стал раньше — к концу отсидки. На путь экстремизма наставили в тюрьме «старшие товарищи», как и многих других, сегодня воюющих за Исламское государство. Охранники рассказывали, как

после расстрела еврейской школы в Тулузе Мохаммедом Мерой в 2012-ом, Неммуш требовал себе в камеру телевизор — следить за событиями и всячески восхищался «смелостью» убийцы.

Считают, что именно увиденное тогда вдохновило его позже на нападение в Брюсселе.

Родня Неммуша, как у многих французских мусульман — родом из Алжира. Но не арабы, а берберы, и при этом — харки. В ходе Алжирской войны за независимость харки воевали на стороне французов, против Фронта национального освобождения. После войны Франция не особо тепло отблагодарила своих бывших союзников: тех, кого не бросили в Алжире, на жестокую расправу соотечественников, считавших харков предателями, поселили в лагеря для интернированных. Там они оставались до конца 70-х без права на приобретение официального статуса жителей или граждан Франции.

Когда харков наконец выпустили из лагерей, возвращаться им было некуда. Они тихо и униженно влились в мусульманскую общину Франции. К 2012 году число их потомков составляло 800 тысяч человек. В том же году президент Саркози признал «историческую ответственность» за то, что Франция не позаботилась в конце войны о ветеранах харки, а 25 сентября было объявлено Днем национального признания харки. Но даже сегодня родственники Неммуша стыдятся говорить, что принадлежат к этому меньшинству.

Вот такая постколониальная история. Одна из многих, которыми сегодня успешно манипулируют идеологи Исламского государства, предлагающие людям, по различным причинам так и не усвоившим принципы Свободы, Равенства и Братства, искать место на земле в царстве насилия, жестокости и террора.

Нам говорили, что Латвии не грозит опасность со стороны боевиков из бывших колоний: курляндский герцог Якоб (Екаб), слава богу, закончил свои колониальные опыты в Гамбии и Тобаго довольно рано.

Однако происходящее сегодня — уже не о каких-то странах отдельно. И не о мусульманах и даже не о евреях, не о французах, латышах, украинцах или русских. Это обо всех нас, «свободных равных братьях». И о том, что все мы должны иметь право гулять по улицам цивилизованных городов, не боясь, что в один прекрасный день кого угодно из нас пристрелит какой-нибудь тип, вернувшийся из «джихад-тура».

Заметили ошибку? Сообщите нам о ней!

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Ctrl+Enter.

Пожалуйста, выделите в тексте соответствующий фрагмент и нажмите Сообщить об ошибке.

По теме

Еще видео

Еще

Самое важное