Подумав наконец резонно, что латвийские деликатесы мы сможем легко через пару дней раздобыть и дома, мы выпутались из толпы и чудесным образом оказались на безлюдной улице. В конце ее тихо светился неописуемо прекрасный барочный фасад церкви Св. Иоанна Крестителя XVII века.
Вплоть до времен Французской революции церковь была частью комплекса Брюссельского бигенажа — поселения-общины религиозных женщин. Явление, широко распространенное в Бельгии: здесь бегинки жили в безопасности и покое за крепкими стенами, молились, плели кружева и оставались экономически и лично независимыми.
По утверждениям путеводителей, фасад церкви Св. Иоанна — один из красивейших во всем Бельгийском королевстве. Но то, что можно увидеть за этим фасадом сегодня, производит впечатление намного сильнее, чем все затейливые фламандско-итальянские скрученные из камня формы.
Ровно год назад, тоже под Рождество, в этой церкви размещался лагерь афганских беженцев — 120 семей, 400 человек. Примерно столько же в годы расцвета приходило сюда из близлежащих домиков на ежедневные службы бегинок. По всей видимости, одинокие брюссельские дамы XVII века были не из бедных:
нужен большой архитектурный размах, чтобы вместить через три с половиной века целый лагерь беженцев из Кабула, Мазари-Шарифа, Кандагара и какого-нибудь Панджшерского ущелья.
Год назад церковь была разделена ровно пополам. Один вход — помолиться, зажечь свечку, полюбоваться архитектурой. Другой — в лагерь. Все под одним сводом. На ограждении перед центральным алтарем резвились, как на парковых лазалках, афганские детки. Чуть подальше сидели кругом и тихо беседовали за чаем пожилые мужчины. Весь левый придел церкви был забит разноцветными палатками, в каждой проживало по 3-4 семьи. На каменном полу — горы ватных одеял, в дальнем углу разливают суп. «На 38 комнаток всего одна уборная», как пел Высоцкий.
Незадолго до этого в преддверии Рождества сыночка Кришьяниса в брюссельской еврократской школе научили заполнять всякие коробочки съестными припасами и сдавать их для нуждающихся людей. Плюс довольно часто по утрам в школу он собирался на фоне сводок новостей Би-Би-Си из разнообразных горячих точек. Поэтому, услышав об афганских детях-беженцах практически у себя под боком, он быстро побросал машинки, пластмассовых животных, апельсины и печенье в корзинку и заявил, что готов отправиться спасать мир на земле.
В тот раз, год назад, когда афганки с детьми вернулись с прогулки по праздничному Брюсселю, в одной из палаток нас долго угощали мятным чаем в пластмассовых стаканчиках.
Дети прыгали по матрасам и играли раздобытыми где-то воздушными шариками, мамы терпеливо молчали, папы рассказывали, как бежали из Афганистана — платили взятки, ехали на перекладных, пробирались пешком, снова платили...
Кришьянис пытался заинтересовать афганских девочек своей фермой пластмассовых животных. Одна мама сказала, наконец, что больше всего им сейчас пригодилась бы просто канистра солярки из ближайшего хозяйственного магазина — будет, чем заправить обогреватель.
В храме было холоднее, чем на улице.
Теперь, год спустя, на всю огромную церковь горела одна лампочка. Даже в этом полумраке было ясно, что она опустела. От лагеря остались пара-тройка палаток, несколько плакатов, стол с брошюрами.
У большой надписи «Инфо-центр» сидит Назир Шаррифи, представитель той пары десятков беженцев, которые все еще отказываются уходить и живут здесь нелегально. Он приехал в Бельгию 8 лет назад, свободно говорит на голландском, французском, английском. До сих пор не имеет бельгийских papiers.
На его руках не хватает пальцев, глубокие следы ожогов. Когда «Талибан» пришел в его деревню 15 лет назад, его пытались заставить идти воевать. «Мне тогда было примерно столько же, сколько сейчас твоим детям». Назир объяснял талибам, что ему не время воевать, а время учиться в школе. Но те, естественно, не поняли и сожгли ему в качестве урока руки.
Он подробно рассказывает о том, что произошло за последний год. В апреле церковный совет решил, что больше не может разрешать беженцам оставаться здесь. Пока те проводили демонстрации, выступая за свои права и выдвигая политические требования, местный священник, не согласный с политикой бельгийских властей в сфере иммиграции, беженцев всячески поддерживал.
Когда афганцы устали и митинговать перестали, священник посчитал, что из центра политического сопротивления его церковь превратилась в банальный приют для бездомных и попросил покинуть помещение.
Женщин и детей постепенно расселили в центры беженцев по всей Бельгии, где они и продолжают ожидать ответа властей о своем статусе. Нескольких человек отправили обратно в Кабул — он считается «безопасным» городом.
«Если бы в Кабуле было безопасно, разве мы пытались бы оттуда уехать?» — спрашивает Назир. Двадцатилетний парень с блестящей серьгой, страдающий диабетом семидесятилетний старик, бородач в тюбетейке — все отрицательно качают головой. «Все мы скучаем по своему дому. Мы такие же, как вы, из Латвии. Все мы здесь иммигранты,» — подытоживает он.
Я не стала рассуждать о различиях в политике передвижения по отношению к жителям стран ЕС и Афганистана. Только еще раз вспомнила предвыборный митинг соседнего нидерландского Герта Вилдерса из Партии Свободы. Тогда на заданный им вопрос, хотят ли собравшиеся видеть больше или меньше марокканцев, его избиратели в традициях 30-х годов фашистской Германии хором скандировали «Меньше! Меньше! Меньше!»
В либеральных Нидерландах Вилдерса за это на майских выборах прокатили. Но в Бельгии его единомышленник по антииммигрантской линии, заигрывающий с крайними правыми Барт Де Вевер и его Новый Фламандский Альянс одержали убедительную победу. НФА вошел в федеральное правительство. Ответственным за дела беженцев и мигрантов в этом правительстве стал представитель НФА Тео Франкен.
Я не знала, как приободрить мрачных афганцев и что пожелать им на Новый год. «Ин ша Аллах». На все воля Божья.
Назир по-хозяйски взял ключи от церкви и пошел закрывать за нами двери на ночь. Уже опытный Кришьянис достал подарки, предназначавшиеся латвийским друзьям, и отдал Назиру, чтобы тот передал их дальше, детям своих друзей.
На пороге церкви он пожал Назиру Шаррифи изуродованную талибами руку и с бьющим ключом энтузиазмом 9-летнего европейца пожелал всем счастливого Рождества. Назир и десяток афганских мужчин, сгрудившихся в дверях, хором пожелали Кришьянису того же.
На тихой Площади Бигенажа, вдали от ярмарки Зимних Чудес, это звучало от души. Безо всякого барокко.
