Поводом для этой заметки стала едва сдерживаемая, но истерика моей коллеги, у которой всё хорошо — загородный дом, ребёнок, даже верный муж. Но всё это идёт насмарку из-за её работы — по долгу службы она обязана отслеживать ленту новостей, а новости сами знаете, какие. Ницца, Турция, неспокойно в других разных краях, всюду покемоны, утром убит Павел Шеремет, который всего год назад был в Риге, ходил спокойно по узким улочкам латвийской столицы, встречался…
Рекомендовать ей пойти послушать симфонии Густава Малера я не стал — может подумать, что я издеваюсь.
Хотя в тех симфониях, написанных сто лет назад, поверьте, всё подробно (вот не преувеличиваю!) рассказывается о сегодняшнем дне. Я ей просто рассказал старый анекдот про пожар в, извините, публичном доме. Ну, тот самый, где «а в шестнадцатый номер шампанское». Хохотала.
Был случай, для меня уже классический. Дело было вот как раз на стыке тысячелетий — тех самых, когда я приехал на Новый год в Добельский район, в дом приятеля на отшибе, рядом с которым супруга разбила прекрасный сад, в котором копошились коты Шампунь и Еремей, а внутри дома были полные собрания сочинений абсолютно всех русских классиков. Это была просторная комната, в которой, в отличие от других, всегда была абсолютная тишина. Какой-то совсем иной мир. Там как-то отчётливо ощущал, отчего Пушкин, умирая, сказал, обращаясь именно к книгам: «Прощайте, друзья!»
Так вот, на следующее после Нового года утро приехавший со мной знакомый художник тупо переключал каналы у телевизора. Лицо у него было такое — хоть портрет пиши, а потом называй «Парижский клошар в Рождество». Новости в телеящике были чуть «поскромнее», чем сегодня — ну, там на Ближнем Востоке опять что-то взорвалось, кто-то умер, а вообще-то всех с Новым годом, его пока что никто не отменял. За окном в этом время падал снег. И красоту его описать невозможно, если ты только не поэт: «Снег идёт, снег идёт» (с). Лирика? Жаль, что её не ценим.
Ну так вот.
Зашёл хозяин дома, поставил кофе, осмотрел ситуацию. И сказал в вечность прекрасное, которой я не забуду до самого конца: «А вы выключать не пробовали?»
Понимаю свою коллегу — она не имеет права выключать по работе. Но зато есть выходные. Но я к другим обращаюсь: эй, вы, друзья покемонов, а вы выключать не пробовали? В конце концов, вся нервозность у нас именно от новостей. Я не призываю забиться в норку, но неучастие во всеобщей нервозности — сегодня это, наверное, сродни «непротивлению злу насилием».
Ну, за Толстого! Нет, не за Льва, а за Алексея. Который не Николаевич, а Константинович — вот за того самого.
Как селянин, когда грозят
Войны тяжелые удары,
В дремучий лес несет свой клад
От нападенья и пожара,
И там во мрачной тишине
Глубоко в землю зарывает,
И на чешуйчатой сосне
Свой знак с заклятьем зарубает,
Так ты, певец, в лихие дни,
Во дни гоненья рокового,
Под темной речью хорони
Свое пророческое слово.
