Ропажский сиротский суд ведает и судьбами подростков из муцениекского учреждения – когда сироты получают статус беженца, им настает время покинуть стены центра, и их нужно куда-то определять. И местное самоуправление стало заложником ситуации – новое место детям подыскивает Ропажский сиротский суд.
Телефон председателя этого суда Ингриды Зунде последнее время раскалился от звонков. С тех пор как в соцсети Facebook она разместила объявление о том, что афганскому 16-летнему мальчику срочно нужна семья, которая возьмет его на воспитание, Зунде звонят как журналисты, так и потенциальные опекуны.
Последних позвонило уже восемь, но почти все кандидаты устрашились бюрократических препон и отпали. Право взять ребенка на воспитание можно получить только за полгода, не быстрее. Статус опекуна, впрочем, может быть присвоен человеку несколько раньше.
«На данный момент реально есть одна семья, которая обдумала, дошла все-таки до сиротского суда и подала заявку. Что они готовы быть воспитателями, готовы встретиться с психологом... То есть они что-то делают. Они – из Тукумса», – поделилась радостной новостью Зунде. Есть надежда, что подросток вскоре окажется в семье.
У детей беженцев – особые потребности: им труднее в силу незнания языка, бытовых реалий, кому-то – из-за привычек в питании. Всем ли им найдутся понимающие, подготовленные воспитатели, если будет нужно? Ответа нет, выяснило Латвийское радио. Детдома (не самый желательный вариант, но последняя надежда) отказались взять подростка из Афганистана под предлогом, что не смогут обеспечить его образование.
В то же время чиновники раскритиковали Ингриду Зунде за нарушение регламента: она, мол, не имела права разглашать личные сведения о ребенке в соцсетях. В частности, возражает против таких публикаций Государственная инспекция по защите прав детей. Директор департамента инспекции по делам сиротских судов и приемных семей Валентина Глущенко заявила, что сиротский суд не имел права называть возраст подростка, его пол и потребности.
Однако Глущенко в то же время признала: в Латвии действительно не хватает опекунов и семей, берущих воспитанников, нет до сих пор и алгоритма действий в такой нестандартной ситуации, когда речь идет о беженцах.
Вот и Минблаг, отвечающий за опеку, рассуждает в форме «следовало бы»: отношение к латвийским и приезжим детями должно былоы бы быть одинаковым, помощь следовало бы обеспечивать... Но опыта в работе с беженцами не хватает, признала старший эксперт департамента Минблага по детской и семейной политике Байба Станкевича. Да и страхи обывателей делают свое:
«Например, в контексте тех же событий в Кельне [на Новый год]. Не повторится ли нечто подобное и с нашими детьми? События последнего времени очень изменили отношение к таким детям, - признала чиновница.
- Но, в принципе, мы говорим об одинаковой для всех услуге и одинаковом подходе. Он должен быть идентичным подходу к латвийским детям».
Дополнительной поддержки семьям, готовым заниматься детьми беженцев, государство пока не планирует. Тем временем специалисты по правам детей подчеркивают, что лучшее решение для осиротевших детей – это семтная семья, а не детский дом.
«Чтобы ребенок осваивался, наблюдая за семейным обиходом, и видел: так вот как живут в Латвии!» - поясняет Валентина Глущенко.
Ситуация, в которой оказался афганский подросток, для Латвии не новость. Первыми беженцами были сомалийцы, десяток лет назад принятые семьей священника в Званниеки. Воспитанница Сандры и Юриса Цалитисов Азиза Магомед (ныне Балоде) рассказала, что именно они дали ей в жизни главное – понять направление, куда двигаться и развиваться.
Член правления общественной организации Zvannieku mājas Линда Бальчюне говорит: история с сомалийцами ничему чиновную Латвию пока не научила.
«Очевидно, учреждения не готовы принять реальность – что вот тут какой-то ребенок срочно нуждается в семье. Вместо этого тягомотно указывается на что-то, чего нельзя делать, а не на то, как это решить», – заявила она.
Бальчюне руководит и Альянсом альтернативной детской опеки, который лучшим вариантом в таких случаях считает наличие опекуна, который, в отличие от семьи воспитателей, мог бы стать законынм представителем интересов ребенка. Но это означает и больше ответственности со стороны государства, которое обязано оплачивать услуги опекунов, помогать им в случае возникновения проблем. Кому-то может потребоваться переводчик, кому-то – другие специалисты.
К сожалению, дом в Званниеки не смог взять к себе мальчика из Афганистана. Не в этот раз, сообщили там в ответ на запрос Ингриды Зунде. Председатель сиротского суда признаёт: мы топчемся там же, где и 10 лет назад:
«Когда я начинала, меня были «Убежище «Надежный дом»» (Drošās mājas) и Званниеки. Они сказали, что сейчас не могут взять... И теперь ничего не изменилось. Всё тот же путь: Званниеки, Drošās mājas, свои люди...» - с сожалением резюмирует она.
