КОНТЕКСТ
Надпись на мемориальной плите в Румбульском лесу гласит: «Здесь, в Румбульском лесу, 30 ноября и 8 декабря 1941 года нацисты и их местные пособники расстреляли более 25 000 евреев (...)».
«Эти события произошли на земле Латвии и в них участвовали и наши люди. (...) Сотрудники Рижской полиции должны были участвовать [в акции]— оцеплять гетто, выталкивать людей [из домов], гнать их 8 километров в Румбулу, вести по этой тропе смерти (...) до больших ям, которые вырыли русские военнопленные», — заявила 29 ноября 2002 года, открывая мемориал в Румбуле, тогдашняя президент Латвии Вайра Вике-Фрейберга.
Историк Каспар Зеллис и Лолита Томсоне, руководитель мемориала спасителя евреев Жаниса Липке, призывают вечером в среду поставить зажженные свечи у подножья Памятника Свободы — в память об убитых людях. Под призывом подписались уже сотни известных в обществе людей.
«Вечером 30 ноября отправиться в Румбульский мемориал в одиночку... Это страшное место. Памятник Свободы находится в центре Латвии, в центре Риги, он символизирует Латвию. И [такой выбор места] указывает, что
евреи не просто проживали в Латвии — они были жителями Латвии, рижанами, одноклассниками, соседями наших бабушек и дедушек. Они были наши»,
— говорит Лолита Томсоне. По ее словам, дорожка из зажженных свечей станет символом того пути, в конце которого 25 тысяч человек — стариков, детей, матерей, отцов — ждала пуля в затылок. Одновременно эта дорожка и станет чем-то видимым и заметным — чтобы люди узнали о крупнейшем массовом убийстве в истории Латвии.
Девизом планируемого мероприятия стали слова «Мы помним. Нам больно».
Каспар Зеллис признает, что широкая общественность об этих событиях сегодня не вспоминает: «Холокост — огромная травма не только для евреев, но и для латышей, которые потом не хотели ничего помнить о нем, потому что это было кошмаром. Этот ужас общество пыталось как-то выдавить из своей памяти».
Зеллис, однако, подчеркивает: забывая о таких событиях, мы делаем шаг к повторению подобных трагедий. Именно поэтому, считает он, Европа сегодня переживает кризис гуманизма:
«Нам нужно говорить о таких трагедиях, не только поминать их жертв, но и, возможно, укреплять латвийское общество, сегодня расколотое на группы, на "наших" и "не-наших"».
По мнению Зеллиса, сегодня остаются не оцененными наследие евреев и их вклад в развитие Латвии:
«Мы очень многого не знаем о культурном наследии ни русских, ни евреев, которые очень много дали Латвии.
В данном случае, я думаю, виновато общество. Его отношение к истории довольно пассивное. Зачастую ясности нет и об истории и культурных достижениях самих латышей. Где уж тут говорить о каких-то там меньшинствах...
В принципе можно сказать, что
латвийское общество сейчас стоит на пороге состояния амнезии.
Хотя мы пытаемся отметить столетие латышских стрелков, но у людей все смешалось в кашу. Мне кажется, они даже не особо способны понять, кто против кого и почему воевал, и каким образом создалось латвийское государство. Все это существует в форме мифа».
Томсоне, в свою очередь, в качестве примера упоминает Теодора Ригерта, основателя фабрики сладостей, позднее ставшей фабрикой Laima. Ригерт был евреем, но это обстоятельство не упоминается в Музее шоколада: «Думаю — это желание вообще стереть национальность. Это осознанный выбор — не упоминать ее при создании экспозиции».
«Национальная близорукость, возможно — коль скоро мы не пытаемся выделить тех, кто внес такой значительный вклад в развитие Латвии. (...) Мы хотим видеть вклад именно в сфере латышской культуры, но не хотим признавать, что, даже формируя собственную этническую идентичность, они одновременно укрепляли и свою общину, и все государство, его культуру и общество в целом», — добавляет Зеллис.
