- Георг, ваш концерт длится более 40 минут. Долго шли к нему, долго писали?
ДОСЬЕ
Георг Пелецис в этом году отмечает свое семидесятилетие. Учился в рижской специальной музыкальной школе имени Эмиля Дарзиня у Гедерта Рамана, в одном классе с великим скрипачом Гидоном Кремером, с которым у Георга до сих пор самые дружеские отношения. Затем учился в Московской государственной консерватории у Арама Хачатуряна по классу композиции.
По окончании Консерватории (1971) начал работать в латвийской государственной консерватории.
В 1977 году продолжил изучение теории музыки в Московской государственной консерватории у Владимира Протопопова. В 1981 году защитил кандидатскую диссертацию «Формообразование в музыке И.Окегама и традиции Нидерландской полифонической школы». Доктор искусствоведения (1990), тема диссертации «Принципы полифонии Палестрины и традиции эпохи вокального многоголосия». Профессор Латвийской музыкальной академии имени Язепа Витолса (1990).
- Писал быстро. Я вообще - или не пишу вообще или же пишу на одном дыхании. Так и с нынешним сочинением, которому я дал название Musica confinanta. В концерте шесть частей и так сложились аспекты, что он начинается с заключения (Postludio), а заканчивается вступлением (Preludio).
- Вас наверняка спрашивают, что означает Сonfinanta в названии?
- Сonfinanta - это зона пограничная, в июне мне исполняется семьдесят лет, так что как раз время оглянуться на прожитое. Так что в концерте есть и эмоциональная доминанта прошлой жизни - вторая часть Via passata, или «Пройденный путь». Вторая часть - это впечатление от пройденного пути, даже не впечатление, а какой-то общий знаменатель. В третьей части - Reminiscenza, а в четвертой - Scherzo sereno или «Безмятежное скерцо». В пятой - Toccata furiosa или «Яростная токката» и мысли о будущем в части шестой - Preludio).
Я думал над концепцией концерта и решил, что она будет в шести частях. Разные аспекты одной жизни. Обычно классический концерт ведь трехчастный, но тут подумал, что без шести частей не обойдусь.
- Ваша музыка отличается от многих ваших коллег, что в ней крайне редко можно услышать тревогу и переживания... Возможно, это связано с тем, что вы приверженец православной гармонии?
- Возможно. Надеюсь, что так, потому что в музыке, да и в жизни в целом мне несвойственны отрицательные эмоции. Я, что говорится, остался в своем стиле, «при своих». Я специально не думал о таких внезапных всплесках, вещах, они могли быть, но это не главное.
Мне приятно слышать хорошие отзывы о моих произведениях, хотя я достаточно критически их оцениваю. И нынешний концерт, кстати, тоже. Вот слушал сегодня, сидя в зале, и думал, что нужно это исправить, а вот это нужно улучшить, что-то убрать... А так, ассоциативный строй, зона есть. Говорят, что меня часто хвалят, но я не всегда в курсе, потому что у меня нет фейсбука. Общаюсь с коллегами преимущественно по мейлу или по мобильному телефону, который пришлось приобрести некоторое время назад.
- Символично, что после премьеры вашего сочинения прозвучала Пятая симфония Иманта Калниньша, из золотого фонда латышской классической музыки и после антракта вы остались ее слушать...
- Могу сказать, что Имант Калниньш – в какой-то мере один из моих кумиров, особенно в песенном творчестве, я рад в этом признаться. Хотя Пятая его симфония не самая мною любимая, мне больше нравится, наверное, Третья и Шестая. Но все равно Калниньш - это один из мастеров, у которого стоит учиться. Хотя у меня совсем другая традиция...
- Учитывая еще и тот факт, что вы учились у Арама Ильича Хачатуряна.
- Хотя это, строго говоря, не самое важное, у кого учился. У Хачатуряна я учился мастерству, всему остальному человек учится у жизни. Так должно быть. Например, я у студентов своих учусь, у детей - это тоже нормально. Не знаю, учатся ли у меня чему-то мои дети, но я у них учусь.
Есть только одно произведение, которое связано с Хачатуряном - я в нем специально цитирую адажио Арама Ильича из «Спартака», возвожу его на пьедестал, это ведь приношение моему учителю. Кстати, в сентябре оно будет исполнено пианистом Алексеем Любимовым в Московском доме музыки.
- Вас можно отнести к школе минимализма?
- Наверное, мы все одной крови, как говорилось в «Маугли» у Киплинга - со многими моими коллегами, так называемыми «минималистами».
- Мне кажется, что во многом для вас двадцатый век почти не существует, вы изучаете музыки предыдущих веков, это так?
- Ну, это на вашей совести. Вы, конечно, имеете право так говорить, но я бы так не сказал. Я бы даже наоборот сказал: я дитя двадцатого века.
- Но вашей музыке совершенно не присущи те страсти и иногда даже ужасы, которые мы слышим в сочинениях Шостаковича, Шнитке, Мессиана...
- XX век очень многоликий. Что он нам принес в музыке? Конечно, всех только что перечисленных вами композиторов и многих других. Но не забывайте, что он нам принес еще такое замечательное явление, как джаз. Тот же минимализм, который и перешел в век нынешний, и это очень здорово. Так что тут можно загибать пальцы и продолжать, продолжать, продолжать...
- 27 февраля исполнится 70 лет вашему однокласснику Гидону Кремеру. Как бы вы его охарактеризовали одним словом?
- Гидон такое явление, которое трудно охарактеризовать одним словом. Могу только сказать, что он намного больше, чем только музыкант...
