Первая дискуссия состоялась почти два месяца назад — люди театра, критики и публика обсуждали роль регионального театра и понятие провинциальности. Получилось настолько интересно, что стало ясно — надо продолжать. Тогда Константин Богомолов (к слову, с этого сезона — штатный режиссер Лиепайского театра), присутствовать не смог. Это, а также недавняя премьера спектакля «Мой Бластер разрядился», поставленная им по собственной пьесе, и стало поводом к дискуссии «Режиссер Богомолов, театр и зритель». Директор театра Херберт Лаукштейнс взял на себя роль ведущего, эпизодические роли успешно сыграли актеры Инесе Кучинска, Каспар Карклиньш и Гатис Маликс, занятые в богомоловских спектаклях.
Немного предыстории. В 2012-м Богомолов поставил в Лиепайском театре «Ставангер». Мнения публики тогда полярно разделились, критики были гораздо благосклонней, жюри «Ночи лицедеев» выразило мнение профессионалов: «Ставангер» получил приз «Спектакль года», а Богомолов стал «Режиссером года». Оригинальный текст Марины Крапивиной он переделал процентов на 90 — примерно тогда у него начался период, когда ему стало интересно переписывать тексты пьес, в том числе классических, а «Бластер» он написал сам. Получился набор не связанных между собой фрагментов «об абсурде жизни и в основном о смерти», по его собственному определению. А сама постановка была необычна и просто возмутительно прекрасна — с точки зрения тех, кто способен воспринимать не только классический театр.
— Ни одна пьеса не вызывала такого резонанса, даже «Ставангер», очень противоречивые отзывы,
— с этого начал дискуссию Х. Лаукштейнс, добавив, что накануне «Бластер» показали в Риге в рамках смотра лучших спектаклей Латвии Latvian show case, где среди публики были 70 представителей разных фестивалей. — Зал покинули всего 7 человек. Позже в Twitter появились позитивные отзывы. В общем, первый вопрос Богомолову — почему он пошел этим путем?
— Думаю, что сам факт переживаний, сколько человек ушло, какие отзывы, говорит о не совсем правильном ощущении театра. Театр на то и существует, чтобы вызывать споры. Как и любое искусство. Оно не объединяет людей, наоборот — возмущает, вызывает восторг или его просто не понимают. Это нормальный процесс! Плохо, когда искусство должно себя дообъяснять. Общество регламентирует, а искусство — храм индивидуальности. Самое ценное — его непохожесть, свобода от регламентаций, а любовь к непохожести и любопытство к инакости — главный труд зрителя, — ответил Богомолов.
Он рассказал, что с первых показов его «Идеального мужа» и «Братьев Карамазовых» в МХТ уходили по 200 человек из зала на 700 мест. «Идеальный муж» идет два года, это коммерчески успешная постановка, и все равно — сотня зрителей уходит.
— Все театры боятся ухода зрителя. Зритель считается чуть ли не богом, ведь если ему не понравится, он топнет ножкой, хлопнет дверкой, да еще и напишет разные гадости и жалобы. Не надо переживать, понравишься ты или нет. Зависимость от чужого мнения — самая страшная. Я и актеров призываю от нее освобождаться. Шторм для театра важнее покоя. Не шторм от внутренних дрязг, а артсобытиями. Тогда этот театр — живой.
Иногда реакция публики и вовсе поразительна: режиссер рассказал, что некоторые зрители, бурно аплодируя в финале, при этом громко говорят не «браво», «Позор!». По мнению Богомолова, театр не должен стать клубом «приятного досуга», если он будет ограничиваться такими постановками, то перестанет быть искусством.
Некоторые зрители в своих отзывах на «Бластер» жалели актеров — мол, бедные, какую гадость пришлось играть, неужели нельзя отказаться?..
— Отказаться?! Мне было очень интересно работать над этим спектаклем, хотя были моменты, когда мой богатый опыт только мешал, — парировала Инесе Кучинска.
— Это не тот случай, когда отказываются. Вот когда надо играть в tautas спектаклях или комедиях с юмором ниже пояса — желание отказаться бывает, — поддержал Гатис Малик.
— Спасибо зрителям за сочувствие, — съехидничал Каспар Карклиньш, — но в этом случае оно нам не требуется. Есть спектакли, когда публика восторженно бисирует, а тебе стыдно на поклоны выходить. С Богомоловым всегда интересно работать. Спасибо, что у нас есть такая возможность. Мы ведь хотим расти и развиваться.
— Соболезнования лучше приносите мне,
— заявил Херберт Лаукштейнс, — как директору, за свое мнение о том, каким должен быть театр, мне приходится оправдываться и объясняться перед людьми, от которых зависит судьба театра. Это тяжело.
Богомолов заметил, что репертуарная политика Лиепайского театра правильная — единственный профессиональный театр региона и должен ставить спектакли, рассчитанные на самые разные вкусы. И добавил, что любит разный театр, но в последнее время ему интересней исследовать зону театра авторского.
— Театр — это путешествие с непредсказуемым результатом. Для меня театр — идеальная модель жизни,
— сказал он. И отметил, что именно постановки, вызывающие у публики шок, расчищают путь для другого новаторства, создают почву для восприятия последователей. Он считает, что разговоры о примитивизации человека неверны, человек усложняется, а значит, усложняется и язык театра. А современный театр призван обновить систему восприятия публики, взорвать ее, вывести зрителя из зоны комфорта.
Вопросов режиссеру было немного и особо оригинальными их не назвать. Спрашивали о допустимости мата на сцене, интересовались, что творилось в голове у Богомолова, когда он «такое!!!» писал о смерти... Финальный вопрос оказался хорош: «По-вашему, режиссер не должен обращать внимания на мнение зрителя. А что/кто ему дает такое право?!»
— А что дает право человеку сделать фото и выложить его в Instagram? Ничего, кроме внутреннего убеждения, что это кому-то будет интересно. Но это право никому не дается, оно берется. В искусстве для человека очень важно право сделать то, что он хочет, а не то, что от него ждут. Да и в точных науках все движется вперед индивидуумами, а не коллективом, нужен тот первый человек, который идет против течения. Иначе мы бы до сих пор жили в убеждении, что земля плоская. Надо бороться за право быть таким, каким ты хочешь быть, — считает К. Богомолов.
