Датские изменения школьного и послешкольного образования призваны подтянуть знания тех, кто отучился всего 6-8-9 лет и не располагает должными навыками, чтобы успешно трудоустроиться. Вторая важная задача, признала премьер-министр Дании Хелле Торнунг-Шмидт – нивелировать негативное социальное влияние.
«Неважно, из какой они семьи и кто их родители», – подчеркнула она. Торнунг-Шмидт особо отметила, что Дания в этом году отмечает двухсотлетие с тех пор, как ввела совместное образование для мальчиков и девочек, поэтому эгалитарность в школах датчане продолжат культивировать по мере сил.
О важности хорошего образования в голос говорили и другие политики. При этом вырисовалась интересная деталь. В основном сложности с устройством на работу испытывают иммигранты и их потомки, которым, конечно, повысить уровень образования не помешает. Но почти никто из докладчиков не коснулся такого аспекта, как осознанное тунеядство, злоупотребление социальными гарантиями. Как в Северных странах собираются решать эту проблему, на ежегодной сессии не прозвучало от слова «совсем» - если не считать замечания норвежского премьер-министра Эрны Сольбаг о необходимости жесткого контроля предпринимателей ответственными институциями.
«Да, растет криминализация рынка труда. Поэтому ни в коем случае нельзя притеснять профсоюзы, чтобы никто не страдал от нелегальной занятости. Нужен жесткий надзор государства [за тем, чтобы трудоустройство было легальным и чтобы пособия получали те, кто действительно не может, а не не хочет работать]. И никто не должен оставаться за бортом, рынок труда должен быть устроен так, чтобы каждый нашел применение своим навыкам и компетенциям», – сказала она.
Камилла Гунели, делегат от Аландских островов, тоже считает, что преодолеть демографические и другие вызовы Север сможет, только приведя в порядок рынок труда. «Проблемы у молодежи, нечестные работодатели не соблюдают коллективные договора – за этим должны бдить профсоюзы! – заявила она. – И это касается также людей с особыми потребностями и других социально уязвимых групп трудящихся. Речь об общей интеграции».
Здоровый на вид мужчина с черной бородой идет по одной из «туристических троп» Гамластана, неся плакат с накорябанной просьбой о финансовом вспоможении а-ля «Сами мы не местные, так пить хочется, что переночевать негде». Go work! – сказала я ему максимально внятно. Человек посмотрел на меня не злобно, а скорее озадаченно: как это? работать? Кто-то наивно предполагает, что мне это надо?.. Пройдя мимо, он продолжил приставать к туристам.
Автор этих строк не была в Стокгольме 14 лет – поэтому было с чем сравнивать. В те времена человек со стаканчиком для милостыни в руке был большой редкостью на улицах, и местные жители смотрели на это занятие с большим осуждением. Один прохожий тогда при мне плюнул под ноги от возмущения и обругал нищего. Теперь же попрошайничество (им занимаются тоже в основном приезжие и их потомки) стало привычным бизнесом и не вызывает отторжения – шведы то ли привыкли, то ли просто устали.
Стоит отметить, что Стокгольм и сам по себе город весьма густонаселенный, поэтому удивляться обилию попрошаек на улицах не приходится. Обращает на себя внимание другое: государство и общество в Северных странах предоставляют социально уязвимым категориям населения помощь в трудоустройстве и получении лучшей, чем прежде, квалификации. Это у них возведено почти в абсолют. И было бы крайне ошибочно считать, что все профессионально нищенствующие - не вписавшиеся в скандинавское общество иммигранты. Это совсем не так, среди них есть и коренные европейцы. Кроме того, среди нескандинавов хватает преуспевающих на вид людей - следовательно, они в массе своей достаточно успешно интегрируются и получают востребованное на рынке образование и профессию.
Как же в таком случае жителей, совершенно не мотивированных работать, можно интегрировать в рынок труда? «Да я бы уже был номинирован на Нобелевскую премию по экономике, наверное, если бы знал точно! – воскликнул Александр Стубб, премьер-министр Финляндии, в ответ на этот вопрос. – Но некоторые соображения у меня есть. Во-первых, это язык. Чтобы они свободно говорили на языке страны и чувствовали себя дома. Второе – поддержка государства. А третье – в обществе, конечно, существуют опасения (так Стубб вежливо обозначил предрассудки в отношении иммигрантов), и с этим нужно работать».
Если взвесить все аспекты бытия маргинальной прослойки населения Северных стран, напрашиваются некоторые умозаключения. Во-первых, действительно мало предоставить населению возможность получить образование как таковую. Во время учебы и поиска работы переквалифицируемому мигранту или выходцу из низов коренного населения нужно на что-то жить, а кому-то - и содержать семью. Во-вторых, если учитывать некоторые предрассудки, которые, увы, в обществе северян не искоренены до конца, вполне может статься, что для части попрошаек занятие таким бизнесом - своего рода протестная позиция: от отчаяния, осознания, что им всё равно по ряду причин не светит прилично оплачиваемая работа. А мыть посуду в кафе, выносить мусор и т.д. они не хотят. То есть становятся нищими по идейным соображениям.
И получается, что кое в чем скандинавы в отношении этих обездоленных людей правы. Они дают стартовые шансы всем. Однако тут верна истина: можно привести лошадь к водопою - но нельзя заставить ее пить. Поэтому, наверное, на попрошаек шведы и смотрят теперь так спокойно. По-видимому, считают, что это просто их сознательный выбор: не хотят работать на скромно оплачиваемых местах - пусть сидят часами на улице и просят подаяния. И в этом тоже (немного парадоксальным образом) проявляется дух северной демократии.
