— Каков ваш прогноз по голосованию в комиссии — станет ли этот день последним для вас в партии «Единство»?
— Вы лучше информированы, чем я. Мне кажется, там дрyгая повестка дня, потому что есть определенная процедура. Коллеги приглашают присутствовать и дают какое-то время на объяснение своего проступка. Мой прогноз — наверняка комиссия решит, что мы действовали вопреки правилам поведения достойного члена партии «Единство». Но сама комиссия не может решать вопрос об исключении, и этот вопрос опять-таки вренется на стол правления. А в правлении, как мы в понедельник видели, не набирается большинства голосов для нашего исключения из рядов партии.
— Ваши коллеги из регионов, написавшие на вас… жалобу, указали, что негоже члену «Единства» перед тем, как будет номинирован кандидат в премьеры, xодить на переговоры в другую партию и говорить о поддержке ее кандидата (Мариса Кучинскиса из СЗК). Это же обоснованная претензия?
— Негоже и тем, кто пишет такие заявления, выдумывать такие вещи [о встречах], при которых они не присутствовали и о которых могут излагать лишь свои домыслы. Потому что чем мы поразили часть наших коллег – тем, что визит к нашим коллегам в Сейме (мы же все в одном здании работаем!) был сделан не исподтишка. Мы нигде не прятались, ни с кем за кулисами не разговаривали. Мы информировали своих коллег, что хотим пойти и рассказать ситуацию, неясную в самом «Единстве»: есть ли у нас кандидат в премьеры или нет?
Потому что, помните, там была очень странная процедура выдвижения г-жи Аболтини, и в конце невозможно было понять, мы даже сами не понимали, является она нашим кандидатом или нет. И коллеги по коалиции задавались вопросами, на которые не могли через наше руководство получить ответы. Является ли на самом деле г-н Шадурскис нашим кандидатом или нет, поддерживает ли его вся фракция или нет.
Чтобы разные домыслы не витали в воздухе, мы с г-жой Чигане зашли парой этажей выше к коллегам всё это обсудить. И сообщили, что мы все шестеро, вся наша группа во фракции, готовы голосовать за г-на Шадурскиса, если его выдвинут. Вот это и есть основное деяние, которое нам инкриминируется!
— Но ведь если игрок футбольной команды перед финалом Лиги чемпионов придет в раздевалку соперников или расскажет о тактике своей команды, запланированной на этот финальный матч, лишь на том основании, что у него там есть хороший знакомый — это ведь то же самое? Это недопустимо?
— Тот человек, который, по вашей аналогии, пошел в раздевалку, вообще не понимает, будет ли эта игра. И если вы хотите эту игру, то ваша обязанность пойти и сказать: нет, милый друг, мы будем играть! То, что мы сейчас все тут перемешаемся, не значит, что мы не будем играть. Будем! И вот наша команда.
— Почему же вы взяли на себя эту функцию в партии «Единство»? Почему не взяла ее на себя руководитель партии Солвита Аболтиня?
— Почему не пошла г-жа Аболтиня, надо спросить ее.
— А вы с ней не разговариваете?
— Разговариваем. Мы разговаривали, и мы пытались созвать заседание правления перед тем понедельником, в воскресенье, чтобы нормальным, понятным, всем доступным образом номинировать г-на Шадурскиса как нашего кандидата в премьеры. Но
со стороны г-жи Аболтини и самого г-на Шадурскиса поступили такие объяснения: что, вот, мы по телефону договорились с президентом, и он обещал сделать номинацию. Но, извините, есть какие-то правила игры! И правила игры «Составление Кабинета министров» не предусматривают какие-то странные телефонные разговоры,
которые вы представляете потом как свершившийся факт. Когда есть решение правления — тогда всем всё ясно!
— В любом случае, то, что именно представитель СЗК Кучинскис стал новым премьер-министром — это в том числе и ваша заслуга. Или ваша вина?..
— Мы были во всех тех перипетиях и переполохах, которые привели к его номинации. Не знаю, кто прав, кто виноват и кто что заслужил, но факт тот, что «Единство» в целом настолько непонятно вело игру после демиссии г-жи Страуюмы, что наши соперники поняли: ничего хорошего ждать не приходится, и они перехватили инициативу.
Меня утешает в потере поста премьера нашей партией то, что «зеленые крестьяне» переломили эту свою многолетнюю пассивную роль и взяли ответственность на себя. Собрались с силами, решили свои внутренние непростые отношения и все-таки взяли на себя эту ответственность.
— А какие чувства вызывает у вас состояние вашей собственной партии?
— Мы... хвораем. При смерти? Ну нет! Пятипроцентный рейтинг, надеюсь — это просто такой пункт, точка отсчета, чтобы выйти из летаргического сна и понять, что таким образом, как до сих пор, действовать дальше невозможно. Нет, мы точно не при смерти, но серьезно приболели.
Это хорошая отправная точка для нового начала. В принципе, созрело понимание, что мы должны созвать внеочередной конгресс и переизбрать лидера своей партии, который, очевидно не может вести партию вперед, к выздоровлению, и переизбрать правление.
— Но конгресс — только осенью?
— Дату еще предстоит обсудить с коллегами в регионах.
— Думаете, вас позовут на этот конгресс в качестве члена партии «Единство»?
— Позовут ли меня на конгресс? Невозможно не позвать депутата Сейма, депутаты автоматически являются делегатами. И я ведь еще член «Единства».
— Кто уйдет скорее, вы или ваш лидер г-жа Аболтиня?
— Я думаю, что к нам придет новый лидер партии. А все люди, вложившие много трудов, энергии и интеллекта в развитие «Единства», найдут возможность мирно сосуществовать в этой организации, и никому никуда не придется уходить.
— Но вот вы представляете левое течение в «Единстве», «шестерку либералов». Есть у вас регионалы, есть еще кто-нибудь.
— Мы — довольно большая по меркам Латвии организация, и разные течения — это, может быть, больше сила организации, а не слабость. Консолидировать эти течения может лидер, который точно верит, что разнообразие — это сила, а не порок.
— Вы готовы сами возглавить партию?
— Я по своим качествам, профессиональным и человеческим, не гожусь в лидеры партии. Во-первых, это довольно помпезная работа,
и это точно не по мне. А во-вторых, я довольно вспыльчива, и это не самое хорошее качество. Но у нас есть пять-шесть коллег, которые с успехом могли бы баллотироваться.
— Вы считаете, что Солвита Аболтиня должна уйти?
— Мнение, что Солвита Аболтиня должна уйти, витает в организации. Г-жа Аболтиня очень славно делала свою работу как лидер в то время, когда создавалось «Единство». Но, очевидно, у каждого человека есть какие-то профессиональные и человеческие пределы, за которые он не может выйти.
— А может, вам стоит уйти из партии? Аболтиня уже назвала вашу команду из шести человек сепаратистами. Если вы не согласны с методами ее работы, с ее манерой общения и ведения переговоров — может, вам стоило отпочковаться от этой партии, создать свою? Или вообще выйти из фракции, быть независимым депутатом?
— Вы знаете, если по такому методу действовать всегда, когда у вас возникают с кем-то какие-то разногласия, то, всё время уходя, вы очень быстро очутитесь в одиночестве, останетесь без единомышленников. Я считаю, то, что в Латвии недооценено, и «Единство» тому яркий пример — что лидерство и руководство партией требуют наличия профессиональных качеств. Человек должен уметь это делать — руководить организацией, будь то предприятие или политическая партия. Иметь практические профессиональные качества.
— Может, вы просто боитесь покинуть «Единство», памятуя о судьбе других «отщепенцев», например, шестерки Олштейна, отколовшейся от Партии реформ — где они теперь?
— Я вообще не очень многого боюсь и точно не вижу работу в политике делом всей своей жизни. Очень хорошо понимаю, что это такая же работа, как любая другая. И, возможно, есть свой риск пробыть в политике долгое время для человека — чтобы не испортиться, он должен быть настолько велик, чтобы работать с собой. И я должна расти над собой, чтобы у меня был этот выход в нормальную жизнь после ухода из политики. Я не представляю себя до седых волос всё время переизбираемой от своей партии.
— Ну а куда потом? Социальным работником?
— Потом хоть в больницу завхозом! Вот доучусь [в магистратуре на отделении организации здравоохранения], и тогда. Ну да, не директор! Да масса работ вокруг, которые можно выбрать.
Сейчас меня в политике держит чувство миссии и ответственность перед своими избирателями. Может, прозвучит пафосно, но именно в XII Сейме я чувствую осознанную и персонифицированную ответственность перед избирателями. До конца созыва я должна отработать.
